Пакт. Советско-германский договор о ненападении был заключен лишь тогда, когда зашли в тупик переговоры Москвы с Англией и Францией
06.04.2020 | Журнал «Русский мир.ru»
Редакция журнала "Русский мир.ru" публикует главу "Пакт" из книги "Беспамятство. Кто начал Вторую мировую войну" доктора исторических наук, председателя комитета Государственной думы по образованию и науке, председателя правления фонда "Русский мир" Вячеслава Никонова. Книга выйдет в свет в ближайшее время.
Договор о ненападении, заключенный между Германией и Советским Союзом 23 августа 1939 года, до сих пор остается предметом споров и недобросовестных спекуляций. Нужно иметь в виду, что на протяжении всех предвоенных лет западные демократии проводили политику "умиротворения" Германии в надежде направить ее разрушительный потенциал против Советского Союза. Естественно, Москва предпочла бы альянс с западными демократиями — те хоть не собирались поголовно уничтожать советский народ — и многократно предлагала такой альянс. Однако СССР все еще не рассматривался в Париже и Лондоне как государство, с которым "приличные" страны могут вступать в союзнические отношения. От премьер-министра Великобритании Чемберлена и премьер-министра Франции Даладье, которые неоднократно встречались с Гитлером, подписывали с ним соглашения, находились с ним на прямой связи, Сталин не дождался ни одного телефонного звонка, ни одной строчки посланий.
Советско-германский договор о ненападении был заключен лишь тогда, когда зашли в тупик переговоры Москвы с Англией и Францией, не собиравшимися принимать на себя какие-либо военные обязательства.
Решение пригласить в Москву представителя германского руководства было принято в Кремле 11 августа 1939 года. Председателю Совнаркома СССР Вячеславу Молотову было поручено вступить в официальное обсуждение всего круга вопросов, ранее поднятых немцами. В тот день он телеграфировал временному поверенному в делах СССР в Германии Астахову: "Вести переговоры по этим вопросам предпочитаем в Москве".
Астахов 12 августа пишет Молотову: "Получив Ваши телеграфные указания, я посетил сегодня Шнурре (Карл Шнурре, заведующий восточноевропейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии. — Прим. ред.) и сказал ему, что ряд конкретных объектов (культурные связи, пресса, "освежение" договора, Польша), намеченных разновременно им, Риббентропом и Вайцзеккером (Эрнст Генрих Фрайхерр фон Вайцзеккер, германский дипломат, бригадефюрер СС. — Прим. ред.) для разговоров с нами, Вас интересуют, но что Вы считаете желательным беседовать о них в Москве и притом "по ступеням", не начиная с самых сложных. Шнурре впал в состояние некоторой задумчивости и затем сказал, что все выслушанное он передаст выше".
Шнурре 13 августа разыскал Астахова в пригороде Берлина: "Извинившись, что он потревожил мой воскресный отдых, вызвав к себе в столь неурочное время, Шнурре сказал, что вынужден был сделать это, т.к. события идут очень быстрым темпом и терять время нельзя... Сегодня утром он имел вторичную беседу с Риббентропом, который просил срочно сообщить мне следующее: Германское правительство, принимая во внимание выраженное нами желание вести разговоры об улучшении отношений, хотело бы вести их в Берлине, где германской стороне было бы удобно непосредственно излагать свою точку зрения. Но, считаясь с нашим желанием разговаривать в Москве, оно согласно и на это. В этом случае, однако, оно хотело бы доверить подобные разговоры кому-либо из лиц, близко стоящих к фюреру <...> назвал фамилию д-ра Франка <...> Франк имеет чин рейхсминистра и является "фюрером германских юристов" <...> Конечно, добавил как бы от себя Шнурре, наиболее верным средством была бы непосредственная беседа Риббентропа с Молотовым..."
Астахов в тот же день передал Шнурре ответ от Молотова с выражением готовности обсудить поставленные немцами вопросы, включая польский. 14 августа Риббентроп направил обширное послание, в котором среди прочего говорилось: "Реальных противоречий интересов Германии и СССР не имеется, жизненные пространства Германии и СССР хотя и соприкасаются, но в своих естественных потребностях не пересекаются <...> Имперское правительство придерживается взгляда, что в пространстве между Балтийским морем и Черным морем нет такого вопроса, который не мог бы быть урегулирован к полному удовлетворению обеих стран". Это послание посол Германии в России Шуленбург 15 августа доставил Молотову, извинившись "за настойчивость, с которой сегодня просил приема". Торжественно зачитав инструкцию, посол настоятельно просил доложить ее Сталину.
— Ввиду важности сделанного Вами заявления, ответ на него я Вам дам после доклада Советскому правительству, — отвечал Молотов. — Но уже сейчас могу приветствовать желание Германского правительства улучшить взаимоотношения с СССР. Что же касается приезда Риббентропа в Москву, то для того, чтобы обмен мнениями дал результаты, необходима соответствующая подготовка <...> Существует ли у Германского правительства определенное мнение по вопросу заключения пакта о ненападении с СССР?
— С Риббентропом этот вопрос пока не обсуждался...
— Я специально вызову Вас и дам ответ на сегодняшнее заявление. Перед приездом Риббентропа необходимо провести подготовку, для того чтобы принимать решения, а не просто вести переговоры.
В тот же день американский посол в СССР Штейнгардт, до которого наконец-то окольными путями дошло письмо от Рузвельта, попал к Молотову. "Процесс передачи секретного сообщения Рузвельта Сталину происходил в условиях большой секретности, — пишет Сьюзен Батлер в книге "Сталин и Рузвельт. Великое партнерство". — Чтобы избежать возникновения негодования у американских изоляционистов, жаждущих найти признаки вмешательства Рузвельта в европейскую политику, сообщение было направлено Штейнгардту и подписано не Рузвельтом, а Самнером Уэллсом". И что же прочел Молотов, а за ним и Сталин в этом судьбоносном письме?
"Уважаемый господин посол, президент попросил меня передать Вам срочное сообщение... По мере того, как страны Оси будут одерживать победы, это будет неминуемо оказывать существенное и незамедлительное влияние как на Соединенные Штаты, так и на Советский Союз. В этом случае на позициях Советского Союза указанное влияние скажется гораздо быстрее, чем на позициях Соединенных Штатов... Президент не может оказать помощь в данном вопросе, но считает, что достижение соответствующего соглашения по противодействию агрессии с другими европейскими державами будет иметь несомненно стабилизирующий эффект в интересах обеспечения международного мира".
Ну и какой вывод должны были сделать в Кремле из этого подписанного заместителем госсекретаря США и датированного 4 августа письма? Только тот, что США не пошевелят и пальцем в случае очередной агрессии Гитлера. Тем более что содержание этого сверхсекретного послания появилось в тот день, 15 августа, в польской и немецкой печати. Штейнгардт еще и обвинит Москву в утечке информации. И это притом, что утечка произошла до того, как Молотов получил послание. Из Кремля не "текло" ничего, особенно немцам и полякам.
Переговоры с англо-французской военной делегацией продолжаются. Но самое главное, в Кремле знали: "Московские переговоры не сопровождались проработкой в штабах Англии и Франции конкретных аспектов оперативного и стратегического взаимодействия с командованием РККА". Прозаседали весь день 16 августа, после чего Ворошилов подверг англо-французские предложения "резкой критике, подчеркивая их полную абстрактность, универсализм и бесплодность".
Начальник ВВС РККА Локтионов 17 августа сделал сообщение о воздушных силах СССР. "В конце заседания происходит дискуссия по вопросу о дальнейшей работе совещания. Советская миссия считает необходимым отложить работу до получения ответов от правительств Англии и Франции. Англо-французская миссия настаивает на установлении определенной даты следующего заседания, мотивируя это тем, что в противном случае мировая пресса будет расценивать такой перерыв как разрыв переговоров. Совещание принимает решение назначить следующее заседание на 21 августа".
Сведения о концентрации немецких войск у польской границы имелись во всех столицах. В Лондон из отпусков были вызваны члены британского правительства, но особой озабоченности они не проявили: германские войска двигались ведь на восток, а не на запад. Английский военный атташе Файэрбрейс описывал настроение в британской миссии в Москве: "В будущей войне Германия, напав превосходящими силами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев. В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся у советской границы. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на восток".
Шуленбург 17 августа сообщает Молотову, что получил ответ из Берлина, и вручил памятную записку: "Германия готова заключить с СССР пакт о ненападении, причем, если правительство СССР этого пожелает, без денонсации на срок в 25 лет. Далее, германское правительство готово гарантировать Прибалтийские государства совместно с СССР. Наконец, Германия в соответствии с определенно занимаемой ею позицией изъявляет готовность употребить свое влияние для улучшения и консолидации советско-японских отношений. Фюрер стоит на точке зрения, что, принимая во внимание настоящее положение и возможность наступления в каждый момент серьезных событий (Германия не намерена далее терпеть польские провокации), желательно принципиальное и скорое выяснение германо-советских отношений и обоюдной установки к актуальным в настоящий момент вопросам. По этой причине министр иностранных дел Германии г-н фон Риббентроп выражает готовность, начиная с 18 августа, во всякое время прибыть в Москву на аэроплане с полномочиями фюрера вести переговоры о совокупности германо-советских вопросов и, при наличии соответствующих условий (gegebenenfalls), подписать соответствующие договоры".
У Молотова в руках во время разговора с Шуленбургом был ответ на германские предложения от 15 августа. Записка, кроме традиционных упреков в адрес германской политики, помимо прочего гласила: "Правительство СССР считает, что первым шагом к такому улучшению отношений между СССР и Германией могло бы быть заключение торгово-кредитного соглашения. Правительство СССР считает, что вторым шагом через короткий срок могло бы быть заключение пакта о ненападении или подтверждение пакта о нейтралитете 1926 г. с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики с тем, чтобы последний представлял органическую часть пакта".
— Я должен предупредить, что товарищ Сталин находится в курсе дела и ответ с ним согласован... Мы ценим постановку этого вопроса Германским правительством, подчеркивающим серьезность своих намерений предложением послать в Москву видного политического деятеля, в отличие от англичан, пославших в Москву второстепенного чиновника Стрэнга. Но мы не хотели бы прежде времени поднимать много шума.
— Что касается кредитно-торговых переговоров, то у меня складывается впечатление, что соглашение не сегодня завтра состоится. О втором шаге телеграфирую в Берлин и запрошу проект договора. Но усматриваю трудности в дополнительном протоколе... Центр тяжести будет лежать в протоколе, и поэтому желательно получить от Советского правительства хотя бы эскиз протокола...
Что-то кардинально изменить в тот момент могла Польша своим согласием принять советскую помощь. 19 августа французский генерал Мюссе и британский военный атташе подполковник Суорд посетили начальника польского генерального штаба Стахевича и изложили "стратегические соображения" о значении для Польши советской помощи. Варшаве предлагалось дать молчаливое согласие на формулу, ни к чему не обязывавшую, но которая "дала бы возможность делегациям, ведущим переговоры в Москве, свободно обсуждать различные связанные с этим военные факторы и выработать конкретный план, который польское правительство не обязано было бы учитывать до его представления в окончательной форме".
В тот же день министр иностранных дел Польши Бек по указанию маршала Рыдз-Смиглы (Эдвард Рыдз-Смиглы, Верховный главнокомандующий польской армией в войне 1939 года. — Прим. ред.) дал французскому послу Ноэлю отрицательный ответ на вопрос о возможности прохода советских войск через польскую территорию, заявив, что поляки "не могут ни в какой форме обсуждать вопрос об использовании части национальной территории иностранными войсками".
А в это время Шуленбург снова извиняется перед Молотовым за настойчивость, с которой он добивался приема:
— Все сообщенное мне Риббентропом соответствует взглядам Гитлера... В Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей. Дальнейшие события не зависят от Германии. Положение настолько обострилось, что достаточно небольшого инцидента для того, чтобы возникли серьезные последствия. Риббентроп думает, что еще до возникновения конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между СССР и Германией, так как во время конфликта это сделать будет трудно... Риббентроп имел бы неограниченные полномочия Гитлера заключить всякое соглашение, которого бы желало Советское правительство... Время не терпит.
— Все сказанное Вами Советское правительство должно обсудить. Приезд Риббентропа имел бы положительное значение. Но перед приездом Риббентропа решения уже должны быть более или менее подготовлены.
Шуленбург вернулся в посольство, и, как пишет Хильгер (Густав Хильгер, германский дипломат, работал в посольстве Германии в СССР в 1923–1941 годах, во время переговоров был переводчиком между Молотовым и Риббентропом. — Прим. ред.), через десять минут раздался звонок: его вновь приглашали к Молотову. В 16.30 он сообщает:
— Я доложил правительству содержание сегодняшнего разговора. Для облегчения работы передаю проект пакта.
Текст советского проекта выглядел так: "Статья 1. Обе Договаривающиеся Стороны обязуются взаимно воздерживаться от какого бы то ни было насилия и агрессивного действия друг против друга или нападения одна на другую, как отдельно, так и совместно с другими державами. Статья 2. В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом насилия или нападения со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме подобных действий такой державы... Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся Сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта".
Зачитав его, Предсовнаркома продолжал: "Риббентроп мог бы приехать в Москву 26–27 августа после опубликования торгово-кредитного соглашения".
В ту же ночь в Берлине было подписано советско-германское кредитное соглашение, по которому Советский Союз получал кредит в 200 млн. марок сроком на семь лет для приобретения немецких товаров.
Чтобы снять японский фактор на возможных переговорах с Берлином, 20 августа советские войска переходят в решительное наступление на Халхин-Голе. "21-го и 22-го шли упорные бои, особенно в районе Больших Песков, где противник оказал более серьезное сопротивление, чем мы предполагали, — вспоминал Жуков. — Чтобы исправить допущенную ошибку, пришлось дополнительно ввести в дело из резерва 9-ю мотоброневую бригаду и усилить артиллерию". Масштабы войны с Японией разрастаются.
Варшава продолжает свою линию. 20 августа Бек телеграфировал польскому послу в Лондон: "Никакие военные соглашения не связывают Польшу с Советами, и польское правительство не намерено заключать подобные соглашения". Посол Польши в Германии Юзеф Липский предлагал Беку срочно приехать в Берлин и принять любые германские условия, и Варшава готова была на это пойти. Но только Гитлера мнение Польши уже не интересовало.
Отсчет времени до нападения на Польшу пошел на часы, а вероятность, скажем, англо-германской договоренности по-прежнему оставалась гораздо выше, чем англо-советской. "В августе 1939 г. вопрос о выяснении позиции Англии и СССР в случае войны в Польше вступил для Германии в решающую фазу, — подчеркивает Михаил Мельтюхов в книге "Советско-польские войны". — 2–3 августа Германия активно зондировала Москву, 7 августа — Лондон, 10 августа — Москву, 11 августа — Лондон, 14–15 августа — Москву. 21 августа Лондону было предложено принять 23 августа для переговоров Геринга, а Москве — Риббентропа для подписания пакта о ненападении. И СССР, и Англия ответили согласием! Пока же английское руководство, опасаясь сорвать визит Геринга, запретило мобилизацию".
И что делать Москве, когда Берлин предлагает договориться о ненападении и той линии, за которую не пойдут немецкие войска, напав на Польшу, а у Лондона, Парижа и Варшавы нет желания договариваться?
21 августа в 11.30 по берлинскому времени германский МИД объявил о шедших переговорах с СССР по поводу пакта о ненападении. Британский посол в Германии Гендерсон докладывал в Лондон, что "первое впечатление в Берлине — это огромное облегчение... В очередной раз вера немецкого народа в способность господина Гитлера достичь своей цели без войны была вновь подтверждена".
В 15.00 Шуленбург передал Молотову телеграмму от Гитлера на имя Сталина: "1) Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений. 2) Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому Германское Правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены. 3) Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным Комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем. <...> 5) Напряжение между Германией и Польшей сделалось нестерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. 6) ...я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр Иностранных Дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол".
Одновременно Гендерсон из Берлина телеграфирует своему правительству: "Приняты все меры для того, чтобы Геринг тайно прибыл в среду 23-го". Если бы не был подписан германо-советский пакт, то был бы заключен германо-английский.
В 17.00 Молотов передал Шуленбургу письмо Сталина, адресованное Гитлеру: "Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г-на Риббентропа 23 августа".
Окончание читайте в майском номере журнала "Русский мир.ru" за 2020 год.
Журнал «Русский мир.ru», апрель 2020 г.